Зона интересов - Страница 41

– Да, понятно. И все же я сделаю для вас все, что смогу, Алиса.

– О, я знаю, Пауль. Когда меня перевели из женского барака, я поняла, что это ваших рук дело. Женский барак – это и вправду конец всему. У меня нет слов для его описания.

– Выглядите вы вполне прилично, моя дорогая. И короткая стрижка вам очень к лицу. А это что, номер вашего телефона? Шучу. Нет? А ну-ка, Алиса, позвольте разглядеть вас получше. При такой температуре от вашего костюмчика толку мало. Надеюсь, вам выдали 2 одеяла? И паек смотрительницы вы получаете? Повернитесь на секунду. Ну, по крайней мере, веса вы не потеряли.

Голени у нее коротковаты, у нашей Алисы, но зад роскошный. Что касается всего прочего, грудей и так далее, тут сказать что-либо трудно, однако седалище у нее то еще, с этим не поспоришь.

– Знаете, здесь вам будет лучше, чем в лазарете. Не хотелось бы, чтобы вы работали в тифозном блоке. Или, уж коли на то пошло, дорогая, в дизентерийном.

– Нет, здесь совсем неплохо. Я ведь выросла в деревне. А свиньи такие милые.

– И я надеюсь, Алиса, надеюсь, для вас будет подспорьем священная память штурмшарфюрера. Вашего Орбарта. Он отдал жизнь за свои убеждения, Алиса. А чего еще можно просить от мужчины?

Она отважно улыбнулась. И вновь на какой-то миг ее осенил благодатный свет – священная аура германского мученичества. Пока она, обхватив себя руками и стуча зубами, возносила хвалы своему безгрешному мужу, я думал о том, как трудно бывает оценить фигуру женщины, пока ее не разденешь. Я хочу сказать, столь многое в ней может оказаться неправильным.

– Послушайте, Алиса. Я должен кое-что передать вам от госпожи моей супруги. Она хочет, чтобы в воскресенье вы пришли на виллу.

– На виллу?

– Ну, возможно, это вызовет 1–2 вопроса. Однако я – Комендант, и у нас имеется для вашего визита оправдание. Пони моих девочек. У него чесотка! Приходите и проведите у нас 2-ю половину дня.

– Что же, если вы считаете это дозволенным, Пауль.

– У Ханны есть кой-какие женские вещи, которые она хочет отдать вам. – Чтобы защититься от ветра, я запахнул шинель поплотнее. – Я заеду за вами на машине. Вас ожидают бифштекс, картофель и зелень.

– О, это было бы прекрасно!

– Сытный ужин. О да! А еще вы сможете понежиться в горячей ванне.

– Оох, Пауль, как я буду этого ждать.

– Стало быть, в воскресенье в полдень. Ну бегите, девочка моя. Бегите.

На Лугу я нынче бываю редко. Как и Шмуль. Ну, он время от времени заглядывает туда в полночь, дабы убедиться, что обработка идет, как ей следует, а затем возвращается к своим обязанностям встречающего. И теперь, чтобы переговорить со Шмулем, его приходится ловить на перроне.

С первым составом уже было покончено, и зондер сидел на чемодане, прямо под слепящим светом дугового прожектора, за которым никто не присматривал, – сидел и грыз клинышек сыра. Я подошел к нему сзади, наклонился и спросил:

– Почему ты оказался в самом 1-м транспорте из Лицманштадта?

Его челюстные мышцы перестали работать.

– В 1-м транспорте ехали нежелательные элементы, господин. А я был нежелательным, господин.

– Нежелательным? Мелкий занудливый школьный учитель вроде тебя? Или ты баловался и преподаванием политической теории?

– Я украл дрова, господин. Чтобы купить немного репы.

– Купить немного репы, господин. – Теперь я стоял над ним, выпрямившись, расставив ноги в бриджах. – Что ты думал о месте твоего назначения? Германия? Полагал, что тебя везут на работу в Германию? Верил в это?

– Нам поменяли деньги, которые ходили в гетто, на рейхсмарки, господин.

– Ооо. Это было умно. Твоя жена с тобой не поехала, верно, зондер?

– Нет, господин. Освобождена по причине беременности, господин.

– Я слышал, сейчас в гетто рождается мало живых детей. Другие дети у тебя есть?

– Нет, господин.

– Выходит, ту, довольно неэлегантную Акцию в Кульмхофе она пропустила. Встать.

Он встал, вытер сальные ладони о засаленные брюки.

– Ты был в Кульмхофе. В «Хелмно», как вы его называете. Ты был там… Замечательно. Ни один еврей из Кульмхофа живым не вышел. Полагаю, тебя сохранили из-за твоего немецкого. Скажи, был ты там в День молчаливых мальчиков?

– Нет, господин, – солгал он.

– Жаль… Та к вот, зондер. Известно тебе, кто такой Хаим Румковский?

– Да, господин. Председатель, господин.

– Председатель. Царь гетто. Я так понимаю, он та еще «персона». Вот, смотри. – Я достал из кармана письмо, которое получил нынче утром из «Лодзи». – Видишь марку? Это его портрет. Разъезжает по гетто в коляске, которую таскают тощие битюги.

Шмуль кивнул.

– Интересно, доживешь ли ты, зондеркоммандофюрер, до возможности принять его здесь.

Он отвернулся.

– Твои губы. Они всегда напряжены и поджаты. Всегда. Даже во время еды… Ты намерен убить кого-то, не так ли, зондер? Хочешь убить меня? – Я вынул мой «люггер» из кобуры, надавил дулом на выносливый лоб Шмуля. – О, не убивай меня, зондер. Прошу тебя, не надо. (Прожектор с треском погас.) Когда придет твое время, я точно скажу тебе, что делать.

В ночи появился желтый глаз 2-го состава.

– Вы знаете, – задумчиво сказал я, – вы знаете, на мой взгляд, 9 ноября нам следует предпринять нечто особенное.

Вольфрам Прюфер заморгал, изображая полное внимание, губы на его круглой физиономии напучились.

– Торжественная церемония, – продолжал я, – и воодушевляющая речь.

– Хорошая мысль, штурмбаннфюрер. Где? В церкви?

– Нет. – Я скрестил руки на груди. Он имел в виду собор Св. Андрея в Старом Городе. – Нет. Под открытым небом, – постановил я. – В конце концов, они, Старые Бойцы, сделали это под открытым небом…