– Шпеер? Да он никакого мнения высказать не потрудился, не снизошел. Шпеер – технарь. Он думает, что все это дерьмо.
– И он прав. Держитесь от нее в стороне, дядя. Рейхсфюрер и Рейхсмаршал, поддерживая ее, ничего не выиграют, а только выставят себя на посмешище. Забудьте о теории космического льда. Вам нужно принять какие-то меры против Шпеера. Чего он пока смог добиться?
Дядя Мартин снова наполнил бокалы.
– Ну что же, племянник, в феврале он заявил, что в течение года удвоит выпуск военной продукции. И ему поверили. Вот чего он смог добиться.
– Именно это и опасно. Разве вы не видите, дядя, к чему он подбирается, он и Заукель? Шпеер хочет получить то, что со всей очевидностью принадлежит вам. Право преемственности.
– Преемственности?
– Если, упаси Бог…
– Упаси Бог… Все под контролем, племянник. Гауляйтеры на моей стороне. Разумеется. А они – это партия. Знаешь, Шпеер приказывает доставить ему целый состав запасных частей, а по пути к нему мои мальчики половину-то состава и выгружают. Кроме того, я подсадил в его министерство Отто Заура и Ферди Дорша. Его будут загонять в тупик на каждом шагу, а все, что он может сделать, – это подобраться поближе к Шефу и нагнать на того тоску. Теперь Шпеер просто еще один функционер. Не художник. С этим покончено.
– Отменно, дядя. Отменно. Я знал, что вы не станете просто сидеть, мой господин, и ждать, когда у вас обманом отнимут то, что по праву принадлежит вам.
Немного позже, когда я упомянул о времени отправления моего поезда, Секретарь позвонил в гараж и объявил, что проводит меня до Остбанхофа. У машины я сказал:
– Какая у нее дверца. Невероятно тяжелая.
– Бронированная, Голо. Приказ Шефа.
– Береженого Бог бережет, а, дядя?
– Залезай… Видишь? Лимузин, а повернуться в нем негде. Такова цена власти. Ну, как вы встретили Новый год?
– Очень мило. Мы с тетей просидели у огня до десяти минут первого. Потом выпили за ваше здоровье и разошлись по постелям. А как встретили вы?
Пригнувшиеся к рулям мотоциклисты дядиного эскорта понеслись вперед, чтобы расчистить для нас дорогу; мы проскочили перекресток на красный свет; мотоциклисты вернулись. Дядя Мартин покачал головой, словно не веря своим ушам, и сказал:
– До десяти минут первого? Можешь ли поверить, Голо, я просидел до пяти утра. С Шефом. Мы провели вместе три часа с тремя четвертями. Ты когда-нибудь видел его вблизи?
– Конечно, дядя, но только раз. На вашей свадьбе.
– Это было в 1929-м – мы с Гердой стояли на пороге нашего третьего десятилетия. Глава НСДАП так сильно походил на бледного, мешковатого, смертельно уставшего метрдотеля, что каждый, чувствовал я, из присутствовавших там гражданских лиц боролся с желанием дать ему на чай.
– Такая харизма. Я никогда не посмел бы даже вообразить наш с ним, э-э, tète-à-tète.
– Ты ведь знаешь, не правда ли, что люди годами мечтают провести наедине с Шефом пять минут, глаз за это отдать готовы? А я получил почти четыре часа. Только он и я. В «Волчьем логове».
– Как романтично, дядя.
Он усмехнулся и сказал:
– Знаешь, забавно. Возобновляя, э-э, знакомство с Кристой Гроос, за что тебе большое спасибо, я испытывал такое же волнение. Не то чтобы я… ничего подобного, разумеется. Просто такой же уровень восторга. Ты замечал, Голо, что рыженькие сильнее пахнут?
В следующие четверть часа дядя Мартин распространялся о своих делишках с Кристой Гроос. Поглядывая в тонированное окошко машины, я инстинктивно ожидал увидеть воздетые кулаки и негодующие лица. Но нет. Женщины, женщины, женщины, хлопотливые, хлопотливые, хлопотливые – и погружены они были не в прежние берлинские хлопоты (добыть и потратить деньги), жизнь их состояла теперь из иных забот – из попыток купить конверт, пару обувных шнурков, зубную щетку, тюбик клея, пуговицу. Все их мужчины – мужья, братья, сыновья и отцы – находились в сотнях, может быть в тысячах километров от них, и по меньшей мере миллион их уже погиб.
– Я же говорил вам, она девица прославленная, – сказал я, когда машина остановилась за Польским вокзалом.
– Ее превозносят заслуженно, Голо. Заслуженно. А я не без причины привез тебя сюда пораньше. Хотел доставить тебе удовольствие перед твоим отъездом. Рассказать об удивительной истории Дитера Крюгера. Конечно, делать мне этого не следует. Ну да теперь оно и неважно.
– О, вы умеете держать слово, дядя.
– В ночь перед казнью Крюгера мы совершили небольшое паломничество в его камеру. Я и несколько моих приятелей. И тебе нипочем не догадаться, что мы там учинили.
Пока Секретарь рассказывал, я опустил оконное стекло, чтобы ощутить вкус воздуха. Да, так и есть. Подобно Рейхсканцлеру (которого в этом отношении боялись все его собеседники, даже и дядя), город страдал халитозом. Причина была в том, что еда и напитки производились, обрабатывались, а весьма возможно, и придумывались компанией «ИГ Фарбен» (заодно с «Круппом», «Сименсом», «Хенкелем», «Фликом» и прочими). Химический хлеб, химический сахар, химическое пиво, химическое вино. А последствия? Газы, ботулизм, золотуха и чирьи. И куда ты денешься, если даже суп и зубная паста воняют черт знает чем? Теперь желтоглазые женщины пускали ветры в открытую, но это было лишь полбеды. Они пускали их и изо рта.
– На его голую грудь! – со скабрезной улыбкой закончил дядя Мартин. – На голую! Умора, правда?
– Да, дядя, это смешно, – ответил я, мучимый дурнотой. – Как вы и говорили – национал-социализм во всей его ироничности.
– Бесценно. Бесценно. Господи, как мы хохотали. – Он посмотрел на часы, на мгновенье притих. – Жуткое все-таки место, «Волчье логово». Сильно похоже на маленький лагерек, только со стенами толщиной в пять метров. Но Шеф – ах, Шеф готовит для наших восточных друзей пренеприятный сюрприз. Не упускай из виду Курский выступ. Когда почва подсохнет. Операция «Цитадель», племянник. Просто не упускай из виду Курский выступ.