Зона интересов - Страница 73

Остановиться мы уже не можем. Иначе чем же мы занимались последние 2 года, что думали о наших действиях?

Война против англосаксов не похожа на войну с евреями. В этом последнем конфликте мы обладаем, говоря по-военному, явным преимуществом, поскольку у нашего врага нет армии. Нет военного флота, нет военной авиации.

(Напоминание: переговорить со Шмулем, и поскорее.)

Итак. Жизненное пространство. 1000-летний Рейх. Жидо-большевизм.

Результат? 2½ из 3. Да, за это стоит выпить.

Срочное совещание в Политическом отделе! Я, Фриц Мебиус, Свитберт Зидиг и Руппрехт Штрюнк. Кризис на «Буна-Верке»…

– Этот хреносос примешал песок к машинному маслу, – сказал Руппрехт Штрюнк (слегка грубоватый старый партиец – чуть-чуть грубоватый, если совсем честно). – Чтобы повредить механизмы.

– Экономический саботаж! – ловко вставил я.

– Кроме того, они расшатали заклепки, – сказал Свитберт. – И заклепки повылетали. А еще попортили датчики давления. Теперь те дают ложные показания.

– Только Богу известно, что они еще натворили, – сказал Штрюнк. – Этих свиней наверняка не 1 десяток, и у них имеется координатор. И еще: должен существовать «крот». В самой «Фарбен».

– Откуда нам это известно? – спросил Фриц.

Свитберт объяснил. Злоумышленники портят только старое оборудование. Если вы используете тот или иной механизм либо устройство уже давно и оно вдруг заедает, отказывает, ломается или взрывается, никому и в голову не приходит, что его повредили. Штрюнк добавил:

– Они получили гребаный календарь 1-х запусков. Кто-то передал им гребаный календарь.

Я сразу же сказал:

– Беркль!

– Нет, Пауль, – ответил Фриц. – Беркль был всего-навсего размазней. Но предателем – никогда.

– Задержанного преступника допросили? – осведомился я.

– О да. Всю эту ночь он провел с Хордером. Пока ничего.

– Еврей, я полагаю.

– Нет. Англичанин. Капрал по фамилии Дженкинс. Сейчас он сидит, скорчившись, в низком карцере. Вскоре за него возьмется Офф. А следом Энтресс со скальпелем. Посмотрим, как ему это понравится. – Фриц встал, выровнял стопку документов. – Никому об этом ни слова. Ни слова в «Фарбен», доктор Зидиг, штандартенфюрер Штрюнк. Будем ждать, мой Комендант. Вы поняли, Пауль? И ради всего святого, не проболтайтесь Прюферу.

Разумеется, девочки умирают от желания покататься на этой маленькой развалине, на Майнраде, однако на сей раз у него опухоль на ноге и он еле ходит. А полагаться на еженедельную медицинскую помощь смотрительницы Зайссер мы какое-то время не сможем! Увы. Теперь к нам временами заглядывает Бент Суханек, неряшливый погонщик мулов, приписанный к Школе верховой езды.

Она была редкой птицей – жидовка-выдвиженка, работающая в Гигиеническом институте СС (СС-ГИ), 1 из малого числа врачей-заключенных, ведшая – под тщательным наблюдением, разумеется, – лабораторные исследования по бактериологии и экспериментальным сывороткам. В отличие от лазарета (богадельня или временная тюрьма) и Бункера 10 (массовые кастрации и удаления матки), СС-ГИ обладал вполне убедительным сходством с медицинским учреждением. Я заглянул туда для предварительного разговора, однако 2-ю нашу встречу устроил в тихой кладовке ГАЗ.

– Прошу садиться.

Происхождения она была смешанного, польско-германского, звалась Мириам Люксембург (говорили, что ее мать приходилась племянницей Розе Люксембург, знаменитой марксистской «интеллектуалке»), а у нас провела уже 2 года. Ну-с, в Кат-Зет женщины в целом стареют не очень грациозно, но главным образом от полного отсутствия еды (да и просто голод, хронический голод способен за 6 или 7 месяцев лишить женщину всего, что свойственно ее полу). Доктор Люксембург выглядела на 50, хоть, скорее всего, ей было около 30, однако вовсе не недоедание обратило ее волосы в подобие плесени и заставило губы втянуться в рот. Кое-какое мясцо на костях у нее осталось, более того, она была терпимо чиста.

– Из соображений секретности все должно быть сделано около полуночи, – сказал я. – Необходимые принадлежности вы, разумеется, принесете с собой. Что вам еще потребуется?

– Чистые полотенца и как можно больше кипяченой воды, господин.

– Вы, разумеется, дадите ей успокоительное, так? Знаете, 1 из этих таблеток, о которых столько рассказывают.

– У нас нет таблеток, господин. Придется прибегнуть к расширению и выскабливанию.

– Ну, делайте, что считаете нужным. А кстати, – сказал я. – Не исключено, что директива изменится. – Говорил я, что называется, чисто гипотетически. – Да, вполне возможно, что приказы Берлина претерпят видоизменение.

Мое начальное предложение, 6 хлебных паек, было не без высокомерия отвергнуто, и на эту встречу я принес мешочек, содержащий 2 блока «Давыдофф», за которыми должны были последовать еще 2; всего 800 сигарет. Я знал, она собиралась израсходовать этот капитал на своего брата, который боролся, непонятно как, за жизнь в каторжной команде, трудившейся на урановых рудниках за Фюрстенграбе.

– Видоизменения какого рода, господин?

– Канцелярия может предпочесть несколько иной исход, – объяснил я. – Если процедура пойдет не очень гладко. С точки зрения пациентки.

– То есть?

– То есть, господин.

– То есть, господин?

– В этом случае вы получите еще 800 «Давыдофф». Разумеется.

– То есть, господин?

– Гексенал. Или фенол. Простой укол в сердце… И не надо на меня так смотреть, «доктор». Вы ведь селектированы, не так ли? И сами проводили селекции. Отсеивали пациентов.

– Да, господин, иногда меня об этом просили.