Зона интересов - Страница 59

Было это в марте 1933-го, когда после пожара Рейхстага все пошло на лад. После пожара Рейхстага, видите ли, мы предприняли простой шаг – поставили всю оппозицию вне закона. Очистили автобан к автократии.

Кто поджег Рейхстаг?

Спившийся одинокий волк, голландский коммунист ван дер Люббе – с помощью спичек, хвороста и выданного ему добрым государством пропуска? Нет. Мы сами? Нет. Рейхстаг подожгла судьба, провидение.

В ночь на 27 февраля Рейхстаг подпалил Бог!

Ханна спросила:

– Кто этот жилистый мужчина, которого я каждый день вижу спускающимся по склону?

– Скорее всего, ты говоришь о Шмуле.

– В жизни не видела более печального лица. И он никогда не смотрит мне в глаза. Никогда.

– Да, ну что же, он возглавляет команду водопроводчиков. Ведает канализацией.

В целом оберштурмбаннфюрер СС Эйхман ребячливо педантичен во всем, что касается его ду-ду-ду и пуф-пуф-пуф; тем не менее случается, что транспорты накладываются один на другой (а это кошмар любого Коменданта). Осуществившийся сегодняшним ранним утром.

Руки у меня все еще подрагивают, а ведь я проглотил 3 «фанодорма».

Я настоял на использовании мегафона, но должен признать, что в этот раз дело быстро пошло… Однако я решительно не могу согласиться с тем, что стал хуже справляться с приемом эвакуантов. На самом деле это они стали лучше противиться приему. И легко понять почему (если подумать). Да, нам следовало предвидеть это, но век живи, век учись. Члены наших целевых общин сделали собственные выводы из очевидной и неопровержимой истины: Назад Никто Не Возвращается. Они сложили 2 и 2, и мы лишились «элемента внезапности»… Ладно, сформулирую это иначе: в вопросе о том, что ожидает этих «переселенцев» на восточные территории, мы уже не обладаем преимуществом, которое давала нам невероятность наших действий. Решающим активом их невообразимости.

Сегодня 1-й вариант приема провалился почти сразу – как только эвакуанты вылезли из скотских вагонов. Профессор Зюльц и его ребята даже к селекции приступить не успели; 800 мужчин, женщин и детей потоптались немного в жидкой грязи – и началось. Вопрошающее повизгивание, которое словно пыталось что-то найти, нащупать, рассмотреть, затем первый настоящий вопль, затем удар плетью, затем зуботычина, затем выстрел.

90 минут спустя удалось восстановить подобие порядка: 600 с чем-то уцелевших загнали – плетьми, дубинками и штыками – в фургоны Красного Креста и «скорой помощи». Я стоял на перроне, подбоченясь и прикидывая, сколько времени потребуется для очистки вот этого небольшого участка земли. Вдруг кто-то закричал, указывая вдаль дубинкой. И пожалуйста, по склону к нам поднимался с 4-часовым опережением графика пугающий призрак Состава особого назначения 319.

То, что за этим последовало, я забуду не скоро, хотя на самом деле Госпожа Удача улыбнулась нам, преторианцам. Поначалу я решил, что столкнулся с 1-м из тех случаев, когда предупредительное заключение переплетается еще с одной кампанией поддержки национальной гигиены, а именно с Т4, «Программой эвтаназии». 2-й состав привез простенький контингент «неизлечимых», в данном случае врожденных сумасшедших. Однако это были не дефективные германцы, это были дефективные евреи – партия психов из сумасшедших домов Утрехта. С помощью хорошеньких молодых медсестер эвакуанты тихо-спокойно зашагали по запасному пути, заваленному трупами, залитому кровью и заставленному дюжиной пирамид из промокших чемоданов и сумок. К обычным звуковым эффектам добавились всплески жуткого смеха.

Взгляд мой зацепился (и застрял на них) за 2 стариков – близнецов – в серебристых кудрях. Улыбки их выражали глубокое удовлетворение открывшейся им картиной – старики напоминали парочку много чего повидавших и даже преуспевших фермеров, гуляющих по праздничной деревне. Шедшая впереди них долговязая девочка-подросток в смирительной рубашке из зеленого брезента споткнулась об узел одежды и упала подбородком вперед, послышался тошнотворный треск. Она перевернулась на спину и засучила голыми белыми, как лапша, ногами. Все остальные с удовольствием разглядывали ее, а затем, когда надзирательница Грезе подошла к ней и, рванув за волосы, заставила встать, зааплодировали.

Ложась той ночью спать, я молился, чтобы мне не привиделись во сне голые близнецы, улыбающиеся в Коричневом домике.

…Знаете, если вы носите смирительную рубашку и падаете, то первым с землей встречается ваше лицо.

Видите ли, если вы носите смирительную рубашку и падаете и первым с землей встречается ваше лицо, встать вам уже не удастся – без посторонней помощи.

– Вам удалось просмотреть их?

– Да. Немного. Это не совсем по моей части, Пауль.

Неделю назад я, желая сделать наши ночные беседы более содержательными, ссудил Алисе 2 книги по этнобиологии. К сожалению, она не питает особой любви к печатному слову. Боюсь, ее дни в ГАЗ событиями не богаты (поскольку я, естественно, единственный, кто к ней заглядывает). Нет, дни эти не богаты настоящими событиями – только в 11.30 раздается скрежет металла, с которым в окошко-щель просовывают поднос с едой.

Прошлой ночью мы вспоминали о ранних днях ее и моего супружества – она мысленно перенеслась в Нойштрелиц, где встретила полного мужской силы сержанта Орбарта, я – в Розенхайм, где учил уму-разуму шалопайку Ханну, а после в Хебертсхаузен, что под Мюнхеном. Алиса пролила слезу или 2, говоря о своем безгрешном муже, а я поймал себя на элегическом тоне, таком, словно и моя супруга отошла в мир иной (возможно, при родах).